Материал из книги Раисы Павловны Кучугановой
b_138
Сказочные леса еще есть в России
Сказочные леса еще есть в России
"Притчи, бывальщина уймонских староверов"

Продолжение. Начало см. часть 1 , -2 , -3 , -4, -5 , -6, - 7

Параллельно: на uralmagnit.ru опубликован фильм "Кусочек старой Руси", снятый в Музее истории и культуры Уймонской долины.

Мужик с радостями

Шёл домой мужик с седлом и радостями. Тятя старый его спрашивает:
— Ты что-то рано домой? А конь-то где?
— Да отпустил его, трава хорошая, пусть ходит. Иду домой с радостями, жена обрадуется: пораньше домой пришёл.
И пошёл мужик дальше. И вдруг вернулся. Тятя старый его спрашивает:
— Ты чо, паря?
— Сам не знаю, вроде ничо не забыл и вернулся.
И так сколь раз. Вот уж походил он с седлом-то! Как будто ничего не забыл — и забыл. Закрутился совсем и взмолился:
— Отпусти ты меня, дедко, жена, дети ждут. Смекнул он, что с дедом придётся договариваться. Тятя старый усмехнулся в бороду и говорит:
— Да иди ты, иди, паря, я тебя не держу. И пошёл мужик домой с радостями.

Платида-воин

Платида был не нашей веры, по перекрестился и нашей стал. И вот как-то на охоту они поехали. Под Платидой конь хороший был. Видят — марал бежит, все за ним. Бежали, бежали, все отстали. А Платида не отстаёт, конь под ним хороший. Марал бежит, Платида за ним. И вдруг марал потерялся, как под землю провалился. Растерялся Платида: и деться маралу некуда, и нет его. Покрутился Платида, покрутился, и видит — марал из-за скалы выглядывает, а между рогов у него распятие. И вдруг марал заговорил человеческим голосом: «Платида, тебе надо страданье принять. Отдай всё своё богатство людям».
Послушался марала Платида, раздал бедным свой скарб, а сам с женой и двумя сыновьями отправился странствовать. Шли они шли и дошли до моря. Надо на корабль, а денег1 нет Корабельщик их перевёз, а рассчитываться нечем. Тогда он говорит: «Платида, я у тебя за перевоз жену возьму». Поплакали они поплакали, а делать нечего, пришлось за перевоз жену отдать.
Отдал Платида жену корабельщику, а сам пошёл дальше с двумя сыновьями. Вдруг река на дороге, и надо брести. Остановился Платида, задумался: двух сыновей враз ему не перенести. Взял он на руки одного сына и побрёл, а второго на берегу оставил. Перенёс, за вторым побрёл. Добрёл до середины и увидел: одного сына львица понесла, оглянулся — а второго волчица утащила.
Платида скорбел и молился, молился и скорбел. Ведь мы все при нужде Бога вспоминаем.
А в те времена тоже войны были, Платида был воином, и царь призвал его на службу Он молодых учил. И вот как-то попали к нему два молодых солдата. Не помнили, чьи они есть, но знали, что одного из них утащила львица, а второго волчица. Так и нашёл Платида своих сыновей.
Однажды подошёл Платида к костру, где воинам еду готовили. Возле котлов женщина крутилась. Присмотрелся Платида: Господи, так это же его жена. Встретились они, и та рассказывает: «Плыли-плыли по морю, откуда ни возьмись буря налетела, корабль ко дну пошёл, все спаслись, а корабельщик утонул».
Видишь, как Господь сделал.

Бог велел пополам делить
Идёт Господь Бог по земле вместе с апостолами, счастьем пошли наделять. И видят: лежит девка под кустом, грязная, неряшливая, ленивая. Чуть дальше пошли, видят парнишку: бассенький, работящий, проворный. Апостолы думают: «Какую ему невесту подобрать?» А Господь говорит: «А котора под кустом лежит, эта и будет его невеста. Если свести работящих вместе, они будут богаты. Это тоже плохо. А если свести двух ленивых — они детей не прокормят, семья страдать будет Бог велел пополам делить».

Господи, тебе скок. Господи, мене скок

Едет алтаец на коне, видит — пахарь за сохой идёт, а над головой у него виденье — венец. «Хорошая шапка, — подумал алтаец. — Как же он её заслужил?» Подъехал алтаец к пахарю: «У тебя на голове шапка, ты как её заслужил?»
Задумался пахарь: «Должно быть это венец». Сказал он алтайцу: «Шапка за то, что я молюсь и молюсь. Хожу молюсь, пашу молюсь. При ходьбе и работе моленье всего дороже». Алтаец просит: «Научи меня». Обрадовался русский: чем больше народа приникать будет, тем лучше. Научил он алтайца молитве. А алтайцы поклонялись небу, горам, деревьям, цветам. Много молитв своих алтаец знал, а вот слова русской молитвы вылетели из головы. А молиться охота. Слез алтаец с коня, положил бревно и стал прыгать и молиться. В одну сторону через бревно перескочит, скажет: «Господи, тебе скок», во вторую прыгнет: «Господи, мене скок». Долго, от всей души молился алтаец. Приехал он обратно к пахарю. Взглянул пахарь, а у того венец над головой. Взмолился алтаец: «Забыл ведь я молитву, научи меня».
Пахарь спрашивает: «Но ты же молился? Как ты молился?» Алтаец: «А я вот так: тебе. Господи, скок, мене. Господи, скок». Пахарь в ответ: «Как молился, так и молись».
С той поры и тот и другой с венцом. От души молиться надо, с усердием.

Притча

Пришла женщина за милостынькой, одежда на ней дряхлая. Хозяин пожалел её. Сунул руку за милостынькой, хотел побольше взять, а рука мало взяла.
Следом за первой вторая странница зашла, пригожая, аккуратная, одежда на ней справная. Кинулся хозяин милостыньку подавать, решил поменьше дать, а рука много достала.
Ушла странница, а у хозяина из головы не выходит: это как же так? Господь его вразумил: в худой одежде не нищенка, а принарядилась, чтобы ей побольше подавали, а та, что в доброй одежде была, обнищала совсем, а быть оборванной, неряшливой, в потрёпанной одежде ей гордость не позволяла.
* * *
Стонет мужик: «Ой, какая доля моя горькая, ой, какой крест у меня тяжёлый. Господи, дай мне крест полегче». Господь говорит: «Выбирай, здесь мною крестов». Мужик ходил-ходил и выбрал самый маленький крест. Господь посмотрел на мужика и сказал: «Вот это и есть твой крест»

Проклянённый ребёнок

Последнее дело проклинать любого — хоть человека, хоть скотину, а особенно ребёнка. Проклянённый ребёнок вырастет, и не будет ему пути-дороги на этом свете, а светлого места на том.
Было дело так: бежит бабёнка сдавать корову под пастуха. Подгоняет она корову, подгоняет — та никак не шевелится. Корова она и есть корова. А пастух уж стадо выгоняет, сама виновата, проспала небось. А тут ещё парнишка за ней гонится, за подол сарафана цепляется. Та в сердцах возьми и скажи: «Да будь ты проклят, корову не могу угнать, а тут ещё и ты навязался». Парнишка враз отстал. Загнала она корову, оглянулась, а сына нет. Она туда, она сюда, нигде нет. Как в землю провалился. Диво прямо, ведь рядом был. Всей деревней искали, не доискались.
Уж много времени прошло, как его нашли. Сидит дитятко на болотной кочке, мошки его до того съели, что едва мигат и еле дышит. Его нечистая сила в болото принесла и на кочку посадила.
Как тебе ни лихо, как тебе ни тяжко, никому не говори слова тяжёлые и страшные «будь ты проклят».

«Чертей ловлю»

Жили-были муж и жена. Жили они дружно, любили друг друга. Муж был охотник, а пригожая жена хозяйство вела.
И всё бы хорошо. Да повадился к ним попик местный. Муж из дома — попик тут как тут. Пожаловалась жена мужу на него. Муж улыбнулся да и говорит: «Погоди, мы ему устроим». Сговорились они.
Муж на охоту ушёл, выглядел его поп — и к молодухе. При-няла она его, принарядилась, на стол всё выставила. И вдруг стук в дверь, муж явился. Заметалась бабёнка, но что же делать-то? А в избе здоровенный сундук стоял, а в сундуке овчины, их на шубы да полушубки дубили да красили, а краску ничем не смоешь, не вытравишь. Бабочка попу присоветовала: «Полезай в сундук». Залез поп в сундук, лежит не шевелится. А тут и муж зашёл, разворчался, разворчался: «Ты чо така нарядна, для кого стол готовила? Я с гобой делюсь. Ничего у тебя не возьму, возьму только сундук. Уезжаю я от тебя».
Кое-как мужик сундук на тарадайку запихал и поехал. Уж повозил он этот сундук по ямам и ухабам, ехал так, что ямки не доставал. Возил-возил сундук, на мост приехал. И с моста стал рыбу ловить. Вместо лески на удило конопляную верёвку привязал, а вместо удочки полено. Постаивает мужик на мосту, на людей поглядывает. Народу полно собралось. Люди спрашивают рыбака: «Ты чо, паря, сдурел?» А он в отвез: «Не... не сдурел, я чертей ловлю». Все смеются, а он: «Не верите — глядите». — и открыл сундук, а там чёрт — до того попик в саже перетискался. Да разве ему теперь отмыться. Пришлось попику из деревни убираться.

Бывальщина

У нас на Солодошном чудилось. Как-то Пана пошла в Коксу, оттуда шла — ночь, глаза выколи, не видно ничего. Идёт она и слышит: кто-то за ней торопится, бежит. Она остановится — он остановится, снег хрустит. Побежала она, упала и вскрикнула: «О Господи!» — и всё пропало.
Это было взаправду в Катанде. Мама моя замужняя была, я у неё уже родилась. В то время в Катанде церковь стояла, и служили там два попа.
Идёт служба, попы служат, поют и тут же шёпотом меж собой перепираются. Кто-то в этот день им милостынку подал. Поют и говорят меж собой: «Тебе половину и мне половину», и тут же крестятся, и люди крестятся.
Вместе со всеми юродивый молится и слушает, как меж собой попы переругиваются. Начали кадить, и угодила же искра из кадильницы в голенище у попа. Упал он на спину и стал ногами дрыгать. А юродивый зевнул да вымолвил: «Маханье отошло, дрыганье пришло». Поп нездешнего рода был.

Притча

Архиерей едет на корабле по морю, смотрит — остров. Говорит: «Благословляю подплыть к острову. Отдохнём, посмотрим, кто же там живёт». А жили там три брата, одежда на них совсем плохонькая, еды никакой. «А как же вы здесь живёте? Вокруг вас вода, и выхода нет». А те в ответ: «А вот так и служим Богу да спасаемся». «А как молитесь-то?» — «А вот так: трое вас, трое нас. Господи помилуй нас».
Архиерей стал их обучать молитве. Обучал с утра и до вечера. Отплыли после, видят, а те трое идут за кораблём по морю, как посуху. Кричат вслед: «О, батюшка, мы забыли молитву Господню». Архиерей им в ответ: «Да молитесь вы, молитесь. И нам такмо должно молиться, чтобы Бог услышал. Чтобы только от души было».

Притча

Жалуется монах: «Меня искушает голод, кушать хочу», а с миру пришедший был избалован колбаской. Братья ему говорят: «Если тебе принесут колбаску, ты повесь её над окном и говори: "Ах ты плоть такая, просишь колбаску!" — и не смотри на неё».
Пришедший с миру мучается, мучается — и съест колбаску Раз так, два так, три так. Монахи смотрят на него и говорят: «Ох, брат-то наш однако отойдёт в мир иной».
Отошёл с миру пришедший, преставился к Богу. А монахи ходят, размышляют: «Ох, брат-то наш, брат-то наш, куда попал он? Поедал он колбаску-то, поедал...» Стали они молиться, вопрошать у Господа: «Открой же, Боже, Отче Вседержитель, куда он попал».
И вот игумену открывается сон, что сидит с миру пришедший на облаце велик, и кушает колбаску, и лик его умиротворённый и здоровый, и о всех он ходатайствует/

Полтора человека

Бабанька рассказывала: чтобы молиться, надо сильно сосредоточиться, чтобы обо всём забыть. Это ещё при царях было. Молились тогда в церквях целыми семьями. А возле церкви много было в те года нищих и убогих.
Престольный праздник, народу в церкви тьма-тьмущая. Помолились, царь у убогого спрашивает: «Сколько же народу было?» А тот: «Да полтора человека и было». Царь: «Да ты что, ведь стоять было негде». Убогий в ответ: «А чо толку. Один невесту себе высматривал, второй жениха высматривал, третий на посевную собирался, четвёртый коней ковал». Царь воскликнул: «А я что делал?» — «А ты до полслужбы молился, а с полслужбы крепость строил. И только одна матушка-царица всю службу простояла и Богу промолилась. Ты, царь-батюшка, полчеловека, да матушка. Вот и вышло полтора человека».

Поделиться

Яндекс.Метрика