Николай Асеев
Когда снята с него скорлупа;
С тростником пересохнувших рек
Схожи кисти руки и стопа...
Мы росли, когда день наш возник,
Когда волны взрывали песок;
Мы взошли, как орех и тростник,
И гордились, что день наш высок.
Обнажи этот мозг, покажи,
Что ты не был безмолвен и хром,
Когда в мире сверкали ножи
И свирепствовал пушечный гром.
Докажи, что слова – не вода,
Времена – не иссохший песок,
Что высокая зрелость плода
В человечий вместилась висок.
Чтобы голос остался твой цел,
Пусть он станет отзывчивей всех,
Чтобы ветер в костях твоих пел,
Как в дыханье – тростник и орех.
Штормовая
Непогода моя жестокая,
не прекращайся, шуми,
хлопай тентами и окнами,
парусами, дверьми.
Непогода моя осенняя,
налетай, беспорядок чини,—
в этом шуме и есть спасение
от осенней густой тишины.
Непогода моя душевная —
от волны на волну прыжок,—
пусть грозит кораблю крушение,
хорошо ему и свежо.
Пусть летит он, врывая бока свои
в ледяную тугую пыль,
пусть повертывается, показывая
то корму, то бушприт, то киль.
Если гибнуть — то всеми мачтами,
всем, что песня в пути дала,
разметав, как снасти, все начатые
и неоконченные дела.
Чтоб наморщилась гладь рябинами,
чтобы путь кипел добела,
непогода моя любимая,
чтоб трепало вкось вымпела.
Пусть грозит кораблю крушение,
он осилил крутой прыжок,—
непогода моя душевная,
хорошо ему и свежо!
1932
